Основание и Земля - Страница 16


К оглавлению

16

– А мне нравится. Я считаю твои бесконечные погружения в раздумья привлекательными.

– Я в это не верю, но у меня есть другая мысль. Робот или человек – это не существенно, с этим мы согласились. Однако, я изолянт, и ты знаешь это. Я не часть Геи и, когда мы близки, ты отдаешь часть эмоций за пределы Геи, особенно, когда позволяешь мне на какое-то время соединиться с ней. Эти чувства могут быть иными, чем те, которые ты могла бы испытать, если бы Гея любила Гею.

– Любовь к тебе, Пил – моя собственная радость, – сказала Блисс. – Я смотрю на это только так.

– Но дело не только в твоей любви ко мне. Ты же не просто ты. Что, если Гея сочтет это извращением?

– Я узнаю, если это произойдет, поскольку я – Гея. А поскольку я наслаждаюсь с тобой, то же самое испытывает и Гея. Когда мы занимаемся любовью, вся Гея испытывает те или иные чувства. Когда я говорю, что люблю тебя, это значит, что тебя любит Гея, хотя я только часть ее, которой назначена определенная роль. Я вижу, ты смущен?

– Как изолянт, я не совсем понял это.

– Всегда можно подобрать аналогию с телом изолянта. Когда ты свистишь мотив, все твое тело, ты – как организм, хочет свистеть его, но основная задача отводится твоим губам, языку и легким. Твой правый большой палец не делает при этом ничего.

– Он может выстукивать эту мелодию.

– Однако, это необязательно для акта свиста. Стук большого пальца это не само действие, а только реакция на него, и можешь быть уверен, все части Геи должны хорошо реагировать на мои чувства, как я реагирую на их.

– И, полагаю, никто при этом не испытывает смущения, – заметил Пилорат.

– Да, никто.

– Но это накладывает на меня странное ощущение ответственности. Пытаясь сделать счастливой тебя, я пытаюсь сделать счастливым каждый организм Геи.

– И даже каждый атом. Ты присоединяешься к чувству всеобщей радости, которое я ненадолго даю тебе ощутить. Полагаю, твой вклад слишком мал, чтобы его можно было измерить, но он есть, и знание об этом должно усиливать твою радость.

– Хочется верить, что Голан достаточно занят маневрированием в пространстве, чтобы постоянно находиться в пилотской рубке.

– Ты хочешь медового месяца?

– Да, хочу.

– Тогда возьми лист бумаги, напиши на нем: «Идет медовый месяц», и прикрепи снаружи к двери. Если он после этого захочет войти, это его дело.

Пилорат так и сделал, и они приятно провели время после того, как «Далекая Звезда» совершила Прыжок. Ни Пилорат, ни Блисс не заметили этого.


10

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Пилорат встретил Тревиза и впервые покинул Терминус. До сих пор за более чем полвека (Стандартных Галактических) своей жизни он был накрепко привязан к планете.

По его собственному мнению, за эти месяцы он стал старым космическим волком. Он видел из космоса три планеты: Терминус, Сейшел и Гею, а сейчас на обзорном экране виднелась четвертая, правда с помощью управляемого компьютером телескопа. Этой четвертой планетой был Компореллон.

И вновь, уже в четвертый раз, он испытал смутное разочарование. Когда-то он считал, что глядя из космоса на обитаемый мир, должен видеть контуры его континентов, окруженных морями, или, если это был сухой мир, контуры озер, окруженных сушей.

Здесь не было ничего подобного.

Если планета была обитаема, она имела атмосферу и гидросферу. Если же на ней имелись воздух и вода, значит, были облака, которые закрывали обзор. В который уже раз смотрел Пилорат на белые круговороты с редкими пятнами бледно-голубого или коричневого цвета.

Он мрачно подумал, как можно определить мир, глядя на него, скажем, с 300.000 километров через обзорный экран? Как можно отличить один облачный круговорот от другого?

Блисс с интересом смотрела на Пилората.

– Что с тобой, Пил? Ты выглядишь несчастным.

– Я обнаружил, что все планеты выглядят из космоса похоже.

– И что с того, Яков? – спросил Тревиз. – То же самое происходит с береговой линией на Терминусе, когда она на горизонте, и вы не знаете, на что смотрите: на горную вершину или плоский островок характерной формы.

– Но что можно увидеть в массе кружащихся облаков? – с явным неудовольствием сказал Пилорат. – И даже если вы попытаетесь, то прежде чем успеете решить, окажитесь уже на ночной стороне.

– Смотрите внимательнее, Яков. Если вы изучите форму облаков, то увидите, что они образовывают некий узор и вращаются вокруг центра, который более-менее совпадает с одним из полюсов.

– С каким именно? – с интересом спросила Блисс.

– В нашем случае планета вращается по часовой стрелке, и мы явно смотрим на южный полюс. Поскольку центр, похоже, находится градусах в пятнадцати от терминатора – линии, разделяющей свет и тень – а ось планеты наклонена на двадцать один градус к плоскости ее вращения, мы либо в середине весны, либо в середине лета, в зависимости от того, движется ли полюс от терминатора или к нему. Компьютер может рассчитать его движение и выдать мне, если я попрошу его об этом. Столица расположена к северу от экватора, то есть либо в осени, либо в зиме.

Пилорат нахмурился.

– Вы можете рассказать все это? – Он посмотрел на слой облаков, как будто думал, что тот заговорит с ним, но этого, конечно, не произошло.

– И не только это, – сказал Тревиз. – Если вы взгляните на полярные области, то увидите, что там нет разрывов в облаках, как в других местах. В действительности же они есть, но через них вы видите лед, то есть белое на белом.

– О! – сказал Пилорат. – Вы предполагаете его на полюсах?

16