– Может, в некоторых случаях так оно и есть?
– Нет! – фыркнула Лизалор с уверенностью, которая давала понять, что дальнейшая дискуссия в этом направлении ни к чему не приведет. – И при всем своем скептицизме, он будет вынужден сказать вам то, что сказал бы любой компореллонец.
– Что именно?
– Если вы будете искать Старейший, то не найдете его.
В личных комнатах, выделенных им, Пилорат внимательно выслушал Тревиза (лицо его при этом ничего не выражало), затем сказал:
– Васил Дениадор? Не помню, чтобы слышал о нем, но, может, вернувшись на корабль, смогу найти данные о нем в своей библиотеке.
– Вы уверены, что никогда не слышали о нем? Подумайте! – сказал Тревиз.
– В данный момент я не помню, слышал ли о нем, – осторожно ответил Пилорат, – но, мой дорогой друг, здесь должны быть сотни достойных уважения ученых, о которых я не слышал, или же слышал, но не помню.
– В таком случае, он не может быть первоклассным ученым, иначе вы слышали бы о нем.
– Изучение Земли…
– Привыкайте говорить «Старейшей», Яков. В противном случае могут возникнуть осложнения.
– Изучение Старейшего, – сказал Пилорат, – это не приносящая выгоды ниша в коридорах знаний, так что первоклассные ученые, даже в области первобытной истории, могут не заниматься этим. Или, если взглянуть с другой стороны, даже если они делают это, то не могут стать достаточно известными, чтобы считаться первоклассными… например, я уверен, что меня никто не сочтет первоклассным.
Блисс нежно спросила:
– А я, Пил?
– Ты, конечно, да, моя дорогая, – сказал Пилорат, слабо улыбнувшись, – но ты не оцениваешь мои способности, как ученого.
Судя по часам, была уже почти ночь, и Тревиз чувствовал, как в нем растет нетерпение, как бывало всегда, когда Блисс и Пилорат говорили друг другу нежности.
– Завтра, – сказал он, – я постараюсь устроить вам встречу с этим Дениадором, но если он знает так же мало, как и министр, мы не продвинемся дальше, чем есть сейчас.
– Может, он сумеет указать нам кого-то более полезного? – предположил Пилорат.
– Сомневаюсь. Отношение этого мира к Земле… впрочем, мне тоже лучше привыкнуть называть ее иносказательно. Итак, отношение этого мира к Старейшему – просто глупость и суеверие. – Он отвернулся. – Кстати, это был тяжелый день, и нам следует подумать об ужине, если нас устроит их стряпня – а затем о сне. Вы научились пользоваться душем?
– Друг мой, – сказал Пилорат, – с нами обходились очень доброжелательно, дав нам множество объяснений, в большинстве своем ненужных.
– Послушайте, Тревиз, – сказала Блисс, – а как с кораблем?
– Что «как с кораблем»?
– Правительство Компореллона конфискует его?
– Нет, не думаю, чтобы они сделали это.
– О… Приятно слышать. А почему нет?
– Потому что я убедил Министра изменить свое мнение.
– Удивительно, – заметил Пилорат. – Не думал, что она так легко даст себя убедить.
– Я не знала, – сказала Блисс. – По текстуре ее мозга было ясно, что ей нравится Тревиз.
Тревиз посмотрел на нее с внезапным раздражением.
– Это сделали вы, Блисс?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду вмешательство в ее…
– Я не вмешивалась. Однако, заметив, что вы ей нравитесь, я не удержалась и сняла с нее заторможенность. В любом случае ее требовалось убрать, и лучше было, чтобы она почувствовала к вам доброжелательность.
– Доброжелательность? Это было нечто гораздо большее! Да, она смягчилась, но после соития.
– Вы имеете в виду, старина… – начал было Пилорат.
– А почему бы и нет? – раздраженно перебил его Тревиз. – Ее молодость уже позади, но это искусство она знает хорошо. Уверяю вас, она не новичок. Не буду разыгрывать джентльмена и выгораживать ее. Это была ее идея – благодаря тому, что Блисс сняла с нее заторможенность – и я не мог отказаться, даже если бы это пришло мне в голову, чего не произошло… Ну же, Яков, не смотрите так чопорно. Прошли месяцы с тех пор, как я имел такую возможность. А у вас она была, – и он махнул рукой в направлении Блисс.
– Поверьте, Голан, – смущенно сказал Пилорат, – если вы приняли мое выражение за чопорность, то вы ошиблись. У меня нет возражений.
– Но она-то чопорна, – сказала Блисс. – Я просто хотела сделать ее потеплее в отношении вас, и не рассчитывала на сексуальный пароксизм.
– Но именно этого вы и добились, моя маленькая надоедливая Блисс, – ответил Тревиз. – Для министра могло быть необходимым разыгрывать чопорность перед публикой, но своим вмешательством вы подлили масла в огонь.
– И теперь, позволив вам утолить зуд, она предаст Основание…
– Ни в коем случае, – сказал Тревиз. – Она хотела корабль. – Он оборвал себя и шепотом спросил: – Нас не подслушивают?
– Нет! – сказала Блисс.
– Вы уверены?
– Конечно. Невозможно прорваться сквозь разум Геи так, чтобы Гея не знала этого.
– Так вот, Компореллон хочет этот корабль для себя – как ценное дополнение к своему флоту.
– Основание, разумеется, не допустит этого.
– Компореллон не намерен ничего сообщать Основанию.
Блисс вздохнула.
– Таковы изолянты. Министр намерена предать Основание в интересах Компореллона, но секс побуждает ее предать и Компореллон тоже… Что касается вас, Тревиз, то вы с радостью продали услуги своего тела, чтобы заставить ее изменить. И такая анархия царит в вашей Галактике. Такой ХАОС…
– Вы ошибаетесь, женщина, – холодно сказал Тревиз.
– То, что вы слышали, сказала не женщина, а Гея.