Основание и Земля - Страница 59

– На Терминусе обычно говорят: «действовать по подозрению».

– А на Гее мы говорим: «знать, не думая». Вам не нравится такое знание, верно?

– Оно тревожит меня. Мне не нравится действовать по подозрению. Я полагаю, что подозрения на чем-то основаны, но незнание причины заставляет меня чувствовать, что я не контролирую своего разума. Это что-то вроде тихого помешательства.

– Решая в пользу Геи и Галаксии вы действовали по подозрению и сейчас ищите причину этого.

– Я говорил это по крайней мере дюжину раз.

– А я отказывалась принять вашу точку зрения, как абсолютную правду. Простите меня за это. Больше я не буду противостоять вам. Надеюсь, впрочем, что смогу продолжать поиски фактов в пользу Геи.

– Пожалуйста, – сказал Тревиз, – если вы в свою очередь поймете, что я тоже могу не согласиться с вами.

– Скажите, вам приходило в голову, что этот Неизвестный Мир вернулся в состояние варварства из-за исчезновения единственного вида, который мог действовать разумно? Если бы этот мир был Геей или, что еще лучше, частью Галаксии, такого не случилось бы. Разум продолжал бы существовать в виде Галактики, как единого целого, и экология, даже по какой-то причине нарушенная, вновь пришла бы к равновесному состоянию.

– То есть собаки перестали бы есть?

– Конечно, они продолжали бы есть, впрочем, как и люди. Однако, они ели бы, чтобы направить экологию в нужном направлении, а не в результате случайных обстоятельств.

– Потеря личной свободы, – сказал Тревиз, – может не волновать собак, но людей этот вопрос должен беспокоить… А что если ВСЕ люди исчезнут – везде, а не только на одном или нескольких мирах? Что если Галаксия останется вообще без людей? Будет ли она в этом случае разумной? Смогут ли все прочие жизненные формы и неодушевленная материя составить разум, необходимый для этой цели?

Блисс заколебалась.

– Подобная ситуация, – сказала она, – никогда не рассматривалась и нет никакой вероятности того, что она возникнет в будущем.

– Но разве для вас не очевидно, что человеческий разум отличается от любого другого и, что если он будут отсутствовать, общая сумма всех прочих сознаний не сможет заменить его? Разве не правда, что люди – это особый случай и требуют к себе особого отношения? Они не должны объединяться, даже друг с другом, не говоря уже о негуманоидных объектах.

– И все-таки вы решили в пользу Галаксии.

– Но не могу понять, почему.

– Может, причиной явилось осознание несбалансированности экологии? То, что каждый мир в Галактике балансирует на лезвии ножа, а по обе стороны его ждет нестабильность? Что только Галаксия может предотвратить несчастье, подобное случившемуся в этом мире… не говоря уже об общечеловеческих несчастьях вроде войн и ошибок администрации?

– Нет. Когда я принимал решение, у меня не было мыслей о несбалансированной экологии.

– Как вы можете быть уверены?

– Я могу не знать, что предвидел, но если что-то случается впоследствии, я определю, если это действительно предвидено мной. Как мне кажется, я мог предвидеть опасных животных в этом мире.

– Что ж, – мрачно сказала Блисс, – мы могли бы умереть с помощью этих опасных животных, если бы не комбинация вашего предвидения и моей ментальности. В общем, давайте будем друзьями.

Тревиз кивнул.

– Если вы этого хотите. – Голос его звучал холодно, и это заставило Блисс поднять бровь, но в это мгновение в рубку ворвался Пилорат.

– Я думаю, – сказал он, – мы нашли это.

39

Обычно Тревиз не верил в легкую победу, но все же он был только человеком, склонным поверить убедительному доказательству. Мускулы его шеи и глотки напряглись, и все-таки он сумел выговорить:

– Местонахождение Земли? Вы обнаружили его, Янов?

Пилорат какое-то время смотрел на Тревиза, потом как будто увял.

– Э… нет, – сказал он, явно смущенно. – Не совсем это… Точнее, Голан, вообще не это. Об этом я и забыл. В руинах я обнаружил кое-что еще. Думаю, это не так уж и важно.

Тревиз глубоко вздохнул и сказал:

– Пустяки, Янов, каждая находка важна. Так что вы хотели сказать?

– Понимаете, – сказал Пилорат, – там почти ничего не уцелело. Двадцать тысяч лет бурь и ветров оставили немногое. Более того, растительная жизнь постепенно дичает, а животная… но все это пустяки. Дело в том, что «почти ничего» это не то же самое, что «ничего».

– Эти руины когда-то были публичной библиотекой, и там остались каменные или бетонные блоки с вырезанными надписями. Вы понимаете, старина, они плохо видны, но я сделал снимки одной из камер, находящихся на борту корабля, использовав способность компьютера к увеличению… Я не спросил разрешения, Голан, но это было важно, и я…

Тревиз нетерпеливо махнул рукой.

– Продолжайте.

– Я разобрал некоторые из этих надписей, оказавшиеся очень древними. Даже с увеличением и моим умением читать на древних языках, невозможно понять ничего, кроме одной короткой фразы. Она была крупной и вырезанной яснее всех прочих, вероятно потому, что называла этот мир. Фраза звучит так: «Планета Аврора», и я полагаю, что мир, на котором мы находимся, называется или назывался Авророй.

– Это может быть названием чего угодно, – сказал Тревиз.

– Да, но названия очень редко выбираются наугад. Я внимательно просмотрел свою библиотеку и нашел две старые легенды, с двух удаленных друг от друга миров, так что можно предположить их независимое происхождение, особенно, если вспомнить, что… впрочем, неважно. В обоих легендах Авророй называют зарю, поэтому можно предположить, что в некоем догалактическом языке, слово это означало зарю.