Тревиз снял руку с приклада оружия, хотя и продолжал держать ее рядом с ним. Он поднял левую руку, ладонью к роботам, и сказал, говоря очень медленно:
– Приветствую вас. Мы пришли в этот мир как друзья.
Центральный робот наклонил голову, как будто неуклюже наклонился – движение, которое оптимист мог принять за жест мира – и ответил.
У Тревиза челюсть отвисла от изумления. В мире галактического общения никто не думал, что оно может оказаться невозможным. Однако, робот не говорил на Стандартном Галактическом или каком-либо подобии его. Фактически, Тревиз не смог понять ни слова.
Пилорат был удивлен не меньше Тревиз, но вместе с тем и явно доволен.
– Разве это не странно? – сказал он.
Тревиз повернулся к нему и резко сказал:
– Это не странно. Это просто невнятная речь.
– Ничего подобного, – ответил Пилорат. – Это Галактический язык, но очень древний. Я уловил несколько слов. Вероятно, я понял бы больше, будь они написаны. Вот произношение действительно загадка.
– И что же он сказал?
– Я думаю, он сказал, что не понимает ваши слова.
– Я не могу сказать, что поняла сказанное, но почувствовала удивление. Если можно верить моему анализу, это эмоции робота, если, конечно, такое понятие существует.
Говоря очень медленно и раздельно, Пилорат что-то произнес, и три робота в унисон закивали головами.
– Что это было? – спросил Тревиз.
– Я сказал, что говорю не очень хорошо, но все же попытаюсь, и попросил у них немного времени. Дорогая, и вы, старина, это ужасно интересно.
– Ужасно разочаровывающе, – буркнул Тревиз.
– Понимаете, – сказал Пилорат, – каждая обитаемая планета Галактики вырабатывает свой вариант Галактического языка, так что имеется миллион диалектов, причем некоторые едва понятны, но все они получились в результате развития Стандартного Галактического языка. Если предположить, что этот мир был изолирован двадцать тысяч лет, его язык должен был измениться настолько, что для остальной части Галактики стал совершенно непонятен. Однако, это не могло случиться, поскольку здешняя социальная система зависит от роботов, которые могут понимать только тот язык, на который запрограммированы. Чем перепрограммировать их, лучше уж оставить язык неизменным, и то, с чем мы сейчас имеем дело, является просто очень древней формой Галактического.
– Это пример того, – сказал Тревиз, – как роботизированное общество сохраняет статичность и деградирует.
– Но, мой дорогой друг, – запротестовал Пилорат, – сохранение языка относительно неизменным, не обязательно признак деградации. В этом есть и свои достоинства. Документы, хранящиеся века и тысячелетия, сохраняют свое содержание, и дольше влияют на исторические записи. В остальной части Галактики язык Имперских эдиктов времен Хари Сэлдона уже начинает звучать странно.
– И вы знаете этот архаический Галактический язык?
– Нельзя сказать, что знаю, Голан. Просто изучая древние мифы и легенды, я многого нахватался. Запас слов довольно близок, но изменился по-другому, есть идиоматические выражения, которыми мы давно не пользуемся и, как я говорил, произношение изменилось совершенно. Я могу быть переводчиком, но не очень хорошим.
Тревиз глубоко вздохнул.
– Маленький подарок фортуны – это лучше, чем ничего. Продолжайте, Янов.
Пилорат повернулся к роботам, помолчал немного, затем снова взглянул на Тревиза.
– Что я должен сказать?
– Спросите их, где находится Земля.
Пилорат произносил слова по отдельности, размахивая при этом руками.
Роботы переглянулись и издали несколько звуков. Потом средний что-то сказал Пилорату, который повторил свои слова, разводя руки, как будто растягивая резину. Робот ответил, произнося слова так же тщательно, как это делал Пилорат.
– Я не уверен, – обратился Пилорат к Тревизу, – что сумел объяснить им, что значит «Земля». Мне кажется, они думают, что я упоминаю какой-то район их планеты, и они говорят, что не знают такого.
– Янов, они как-то называют свою планету?
– По-моему, они пользуются для этого словом «Солярия».
– Вы встречали это название в своих легендах?
– Нет… так же как не слышал слова «Аврора».
– Хорошо. Спросите у них, есть ли на небе место с названием Земля… среди звезд. И покажите вверх.
Вновь последовал обмен фразами, и наконец Пилорат повернулся.
– Все, что я добился от них, Голан, это то, что в небе нет никаких мест.
– Спросите у них, сколько им лет, – предложила Блисс. – Нет, лучше, как давно они функционируют.
– Я не знаю, как сказать «функционируют», – сказал Пилорат, качая головой. – Честно говоря, я не уверен, что смогу сказать «сколько лет». Я не слишком хороший переводчик.
– Пил, дорогой, давай, как можешь, – сказала Блисс.
После нескольких обменов фразами, Пилорат сообщил:
– Они функционируют двадцать шесть лет.
– Двадцать шесть лет, – с отвращением буркнул Тревиз. – Они гораздо старше вас, Блисс.
С внезапной гордостью Блисс заявила:
– Так получилось…
– Знаю. Вы – Гея, и вам тысячи лет… В любом случае эти роботы не могут говорить о Земле по собственному опыту, а их банки памяти явно не содержат ничего, кроме сведений, необходимых для функционирования. К примеру, они ничего не знают об астрономии.
– Но на этой планете, возможно, есть и другие роботы, – сказал Пилорат. – Те, что остались с самого начала.
– Сомневаюсь, – произнес Тревиз, – но спросите их, Янов, если найдете слова для этого.